С 2012 года количество высококвалифицированных научных специалистов, которые уезжают из России, увеличилось впятеро. Такие данные привели в конце апреля в Российской Академии Наук в ходе общего собрания. Игорь Прусаков попробовал выяснить, что побуждает учёных уезжать.
С момента развала Советского Союза в России наблюдается уменьшение количества учёных. В разные годы число уезжающих за рубеж специалистов то сокращалось, то снова увеличивалось. По официальным данным РАН, за последние восемь лет эта нежелательная для России динамика планомерно возрастает. В 2012-м году работать за границу уехали 14 тысяч российских учёных, а за один только прошлый год страну покинули почти 70 тысяч специалистов.
Вера и Иван - семья молодых учёных из Москвы, они уже давно живут во Франции, воспитывают детей и занимаются там научной работой. Рассказывает Вера: «Иван учёный-физик, мы вместе обучались в МИФИ в начале нулевых. Он на факультете «высший физический колледж» на кафедре нанотехнологии и сверхпроводимости, а я на факультете кибернетики. Не знаю, как сейчас, но ещё пятнадцать лет назад российское образование считалось очень хорошим и ценилось в США и Европе. Многие из тех, с кем мы учились, специально готовились уехать работать за границу и все из студентов-физиков, которые хотели этого, уехали. Мы не планировали уезжать, нам было просто интересно, что из этого получится, разослали свои резюме в Канаду, США, Швейцарию и Францию. Нам ответили из Канады и Франции, пригласили мужа на собеседование».
Согласно приведённой на собрании учёных статистике, тридцать лет назад Россия занимала первое место в мире по количеству исследователей, их было почти миллион, а в наши дни это число едва достигает 350 тысяч. Причём потери произошли и в количестве, и в качестве: в России, например, не осталось ни одного нобелевского лауреата.
По мнению профессора Восточно-Теннессийского университета США, биолога Льва Ямпольского, основной причиной отъезда учёных можно назвать более высокий уровень финансирования науки в западных странах: «Я преподаю генетику, экологию, молекулярную эволюцию. Руковожу студентами и аспирантами, работаю в лаборатории, пишу статьи и ищу деньги для научной работы. Уехал четверть века назад, ушёл с зарплаты младшего научного сотрудника в 16 долларов в месяц. На молодых учёных из России тогда был огромный спрос. Кроме зарплаты не было перспектив: нет денег на исследования, нет инфраструктуры, нет оборудования. Конечно, сейчас зарплат в 16 долларов уже нет, но мало где в России платят за научную работу столько, сколько в Америке или Западной Европе. Помимо этого есть колоссальные преимущества в удобстве научной работы - от закупки реактивов до написания отчётов. Здесь всё предельно просто и быстро. Коллеги в России стонут от бюрократии. Не говоря уже про финансирование, которое появляется в ноябре, а потратить деньги надо до конца декабря».
Вера и Иван тоже признают, что в Еврососоюзе, помимо высоких зарплат, лучше организован научный процесс: «В России, если ты планируешь эксперимент, можно месяцами ждать поставки необходимых компонентов. Когда мы приехали во Францию, удивило насколько в этом плане всё просто и быстро организовано, лишь бы учёные занимались своей работой. Никаких проблем с поставками, никаких ожиданий. Помимо этого, для учёных существует множество социальных льгот: и транспорт, и спорт, и медицина».
Кандидат биологических наук Марина Логинова работает в России, она рассказывает, что в нашей стране финансирование учёных построено иначе, чем на западе: «Работа российского учёного основана на грантовой системе, которая не идеальна. Финансирование по гранту часто приходит не к началу действия гранта, а к середине или ближе к окончанию сроков, когда пора писать отчёт о проделанной экспериментальной работе. Процедура закупок по гранту забюрократизирована, в результате чего реагенты часто приходят, опять же, ближе к концу всех сроков. Не идеальна и сама система получения грантов. Одного гранта недостаточно, чтобы нормально работать и жить. Лаборатория старается получить много грантов. Также в России причины отказа при получении грантов часто не объявляются. И одной рукой приходится писать новый грант, второй ставить эксперименты по действующим грантам, третьей делать отчёты и всё это на фоне непрерывного чтения статей, чтобы не отстать и быть в курсе своей проблематики, и найти новую идею для нового гранта. Наконец, финансовая сторона — здесь нестабильность и зависимость от грантов. Это приводит к «многостаночности» — человек вынужден работать в нескольких лабораториях, чтобы выходить на более-менее достойный финансовый уровень. Кроме того, в нашей стране возможность стажировок и участия в конференциях имеют далеко не все лаборатории. Это изолирует большинство российских учёных от общения с коллегами, что мешает их личному развитию и развитию всей российской науки».
В пределах нормальности
Российские власти не склонны драматизировать ситуацию. Недавно журналисты попросили прокомментировать отток «мозгов» в российской науке пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова, приводим его цитату по «Интерфаксу»: «Это такой двусторонний процесс, он абсолютно нормальный, и ничего трагичного в этой ситуации нет. Какие-то ученые уезжают, какие-то возвращаются».
Вирусолог Пётр Ильинский уехал работать в США в 90-х, сейчас он руководитель научной группы в частной компании в Бостоне. Он тоже считает отъезд специалистов нормальным, правда, с оговорками: «В отношении молодых учёных это должно даже приветствоваться. Но только при условии, что проводится осознанная политика по их возвращению, например, людям, проведшим несколько успешных лет за рубежом и сделавшим там интересные работы, предлагается немедленный карьерный рост в России (а так и должно быть – работник международного уровня должен иметь преимущество перед деятелем местного значения). Важнее всего, как раз, установка на то, что успешный специалист с международным опытом (и даже не обязательно россиянин!) есть лицо желанное, и без достаточного количества таких специалистов российская наука, по крайней мере, в моей специальности, обречена навеки завязнуть в провинциализме».
В России, судя по всему, отсутствует целенаправленная программа по привлечению «мозгов», иначе бы в РАН рассказали о её результатах. Есть только единичные проекты, наподобие центра Сколково, который, действительно, во время своего появления, привлёк вернуться многих специалистов из стран Евросоюза и США. Но через некоторое время и он разочаровал, говорит Вера: «Когда открылось Сколково, многие учёные, работающие за границей, возвращались, им предлагали хорошие зарплаты, но, по рассказам коллег, весь тот проект напоминал Потёмкинскую деревню. Я не слышала позитивных отзывов о происходящей там научной работе».
Качественная организация научного процесса могла бы не только остановить поток уезжающих из России учёных, но и вернуть хотя бы часть кадров из-за границы. Однако вместо этого в России вводятся дополнительные бюрократические трудности для научных работников.
Например, принятый недавно Госдумой закон «О просвещении» предполагает, что учёные должны будут отчитываться перед госорганами обо всех случаях общения с коллегами, особенно, если коллеги из-за рубежа. По словам вирусолога Петра Ильинского на Западе всё гораздо проще: «Преимуществ научной работы заграницей, на мой взгляд, два. Во-первых, даже скромная зарплата наёмного научного сотрудника даёт возможность спокойно существовать и кормить семью, а по мере карьерного продвижения – существовать достаточно прилично. Во-вторых, мгновенная доступность нужных реактивов (часто только что разработанных) и современной аппаратуры позволяет работать очень эффективно и быстро получать результаты (при условии, что у тебя есть идеи, которые ты способен реализовать)».
О научном процессе за пределами России размышляет и Егор, исследователь в области материаловедения. Он получил образование в Москве и работает в ближнем зарубежье: «Главная польза от работы за границей: посмотреть как «у них там» и сравнить с тем как «у нас тут». Это обычный обмен опытом, для этого достаточно пару часов походить по лаборатории. Иногда, конечно, желательно побыть подольше и разобраться, почему делают именно так, а не иначе. Но это зачастую и есть know-how, которым могут и не поделиться. И лично моё наблюдение такое, что крайне желательно иметь в достаточном количестве хорошее современное оборудование. Но это не решает всех проблем, а только предоставляет нормальные возможности для работы».
Собрались разобраться
По словам пресс-секретаря президента РФ Дмитрия Пескова, научные работники «абсолютно свободные люди и работают в тех местах, где создаются наиболее комфортные условия». Задача государства или частных структур, по мысли представителя Кремля, создавать такие условия: «Россия участвует в этой конкуренции», заключает Песков.
На вопрос: «Что могло бы привлечь учёных вернуться работать в Россию?» Большинство экспертов отвечают однозначно: «Достойный уровень зарплат, свободное сотрудничество с зарубежными коллегами и хорошее финансирование научной работы».
По президентскому указу, зарплаты российских учёных должны составить 200% от средних по региону. Однако в минувшем феврале Владимир Путин лично убедился, что это не так, пообщавшись с одной из научных сотрудниц из Новосибирска, которая пожаловалась главе государства, что вместе со всеми надбавками её зарплата не превышает 32 тысяч рублей. Президент в очередной раз потребовал от чиновников разобраться с зарплатами учёных в регионах и, судя по статистике Академии Наук, чиновники разбираются до сих пор.
Согласно целям нацпроекта «Наука», за последние три года в России должны были вырасти не только зарплаты учёных, но и само количество исследователей на целых 35 тысяч человек. В итоге получилось, что число специалистов, наоборот, уменьшилось на 30 тысяч человек. И если три года назад Россия находилась на четвёртом месте в мире по количеству занятых в научной сфере, сегодня она находится на шестом. Понятно, что нацпроект «Наука» провалился.
Впрочем, биолог Лев Ямпольский не верит, что ситуация в России настолько катастрофична, как её описали в Академии: «Мне трудно поверить, что сейчас, когда финансирование и инфраструктура, более или менее, появились, уезжает в 5 раз больше, чем 10 лет назад. Создаются островки вполне мировой науки - в Москве это некоторые факультеты МГУ, Сколково, Вышка. И вне Москвы они тоже есть. Мегагранты очень помогли в этом. Худо-бедно, но есть механизмы финансирования. Молодых ставят на должности заведующих кафедрами и лабораториями, оценивают по публикациям в приличных журналах (хотя с этим и есть проблемы). Полагаю, что сегодня для многих уезжающих основной мотив не зарплаты или финансирование, а политическая обстановка в стране, уж очень стало в последние годы неуютно».
Новый закон «О просвещении», который, несмотря на критику сообщества учёных, так легко прошёл в Госдуме, вместо улучшения научного процесса, предвещает российским исследователям забюрокрачивание и дополнительную документарную волокиту. И это уже в дополнение ко многим другим существующим проблемам отрасли.
Возможно, политикам, вместо заботы о патриотическом воспитании, стоит сосредоточиться на улучшении условий и оплаты труда в отечественной науке, о чём говорили все, опрошенные konkir.ru эксперты. Иначе нет даже косвенных признаков, что ситуация с утечкой «мозгов» в ближайшие годы поменяется в позитивную сторону.
Нобелевской премии по патриотизму не существует, а служение идеалам государства свойственно военным, полицейским, политикам, сотрудникам спецслужб, чиновникам, а не учёным. Разумеется, выбор людей, решивших заниматься наукой, понятен: делать это надо там, где проще и комфортней. А западные страны, с этой точки зрения, выглядят сегодня самыми привлекательными.
Игорь Прусаков
