О взяточничестве в СССР. Аналитическая записка из архива Сталина.

Ценность документа увеличивается за счет того, что это ни в коем случае не донос и он не имеет своей задачей сведение счетов — напротив, автор прин­ципиально не упоминает фамилий, дабы не позволить главному читателю страны отвлечься от важных, можно сказать, глобальных вопросов внутрен­ней политики на локальные меры в отношении отдельных людей. Это имеет объяснение, ведь цель автора — борьба не с конкретными преступниками, а с явлением в целом. Кроме того, автор, в силу специфики своей профессии, не только обладал хорошей наблюдательностью, но, все всяких сомнений, имел значительно больше источников информации, нежели рядовой граж­данин, что серьезным образом повлияло на фактическую основательность главных положений и выводов документа. Конечно, взгляд автора — это взгляд советского человека со всеми изъянами этого мировоззрения с точки зрения различных свобод, однако именно в обстановке подавления этих сво­бод жили наши соотечественники семь десятилетий. И в этой обстановке они пытались бороться с вечными бедами общества, одной из которых является мздоимство.

Лишь из непубличных источников можно почерпнуть сведения о том, насколько серьезной проблемой стали взятки в середине 1940-х годов. Причем в силу чрезвычайных тягот положения особое распространение взяточниче­ство получило в Ленинграде. Обстоятельства блокады настолько оголили социальные язвы, что освобождение города не спасло его от социальных пороков. Наиболее показательны в этом аспекте строки из воспоминаний вы­дающегося мыслителя ХХ века Ольги Михайловны Фрейденберг (1890— 1955), которая провела там все годы войны:

«Ленинградцы, путем взяток, возвращались. Железные дороги и жилищ­ные управления, милиция и НКВД открыто и нагло продавали билеты, право на въезд и прописку. Масса людей, никогда не живших в Ленинграде, про­сачивались изо дня в день. Что же до закона, то он красовался в неумолимости, и даже академики не могли по закону приехать на свое пепелище. Квар­тиры эвакуированных были ограблены и заселены посторонними за взятки. Существовала торговля комнатами, как торгуют хлебом или мясом. Управ­хозы и милиция совершенно открыто грабили и вымогали. Ограбление и от­нятие комнат было делом всей государственной системы. Учредили суды для разбора таких массовых дел, что уже указывает на правовое их признание. Судьи и прокуратура брали взятки. Дела тянулись из месяца в месяц. Чело­век, который добирался до Ленинграда, сутками, днями, неделями выстаивал в обморочных очередях и свалках в прокуратурах, в жилищных органах, в милиции, в бюро по распределению труда. Это была ленинградская топь, ве­ликое мучительство, затягивающее людей с головой, опустошавшее их квар­тиры и выматывавшее душу до дна».

МГБ СССР вынуждено было даже проводить в Ленинграде спецоперации, наиболее масштабной из которых следует признать операцию «Скорпионы» — раскрытие сети из более чем 700 лиц (по-видимому, в большинстве случаев это были именно те, кто оказывал услуги за взятки). Всего по этому делу — не сфабрикованному, а, что еще чудовищнее, вполне реальному — было арестовано 316 человек, в том числе 59 сотрудников милиции, 47 со­трудников прокуратуры, суда и адвокатуры и так далее… «Используя свое служебное положение, эти лица незаконно за взятки: освобождали из-под стражи уголовных преступников и прекращали на них следственные дела; выдавали паспорта, прописывали в городе и устраивали на работу лиц, не имевших права на въезд в Ленинград; освобождали военнослужащих от даль­нейшей службы в Советской Армии; выдавали пропуска на право въезда и выезда лицам, не имевшим преимущества в их получении перед остальными гражданами; оформляли пенсии по нетрудоспособности и освобождали от трудовых работ и др."

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Закончившаяся война вместе с огромным патриотизмом, массовым героизмом народа, к сожалению, возродила и укоренила некоторые пороки старого общественного строя. Одной из кричащих разновидностей их является взяточничество, широко распространившееся в нашей стране.

Работая несколько лет в органах НКГБ—НКВД и уже учась в Высшей Пар­тийной Школе, я наблюдал много различных проявлений взяточничества и находил многочисленные свидетельства этих фактов со стороны встречавшихся со мной лиц.

Огромные размеры взяточничества в стране и его вредные последствия для государства заставляют меня, с выношенными мыслями об этом, обратиться только лично к Вам.

Взяточничество проникло во многие поры нашей общественной жизни и при­обрело форму неписаного гражданства. Опасность его размеров характеризует тот факт, что на путь «взятки» пошли и люди, родившиеся при Советской власти, которые не знают ни принципиальной недопустимости этого зла в Советском го­сударстве, ни жесточайшей прошлой борьбы партии и Советской власти с взяточничеством на первых порах становления и укрепления новой системы.

Хочется отметить, что та суровая борьба с взяточничеством и созданная атмо­сфера ненависти к всевозможным проявлениям и носителям зла извели тогда взяточничество на нет. Оно исчезло. Да и немудрено, если в борьбе с ним были применены все возможные меры. Если взяточничество, бюрократизм были пред­метами обсуждения на совещаниях, конференциях, съездах, такая борьба в 15— 20 лет перед Отечественной войной воспитала у наших людей — от ученых до малограмотных — чувство, что взяточничество казалось им так же немыслимым, как измена Родине или, образно выражаясь, — взяточник и взяточничество как бы ассоциировались у советских людей с понятием проказа и прокаженный. Это был глубокий сдвиг в общественном сознании.

В войну взяточничество снова народилось и как-то незаметно вползло к нам, а затем широко распространилось. Я не мог быть свидетелем произвола взяточ­ников в Гражданскую войну и некоторое время после. Говорят, он был колосса­лен. Конечно, в наше время взяточничество не достигло тех размеров, но тем не менее оно огромно, нетерпимо, если не с точки зрения масштабов, то принципиальной недопустимости его в Социалистическом обществе.

Излагая свои мысли, я не могу упоминать конкретных фактов, имен, не только потому, чтобы не загромождать письма, а также из опасения, что документ, как это часто правильно делается, будет направлен в соответствующий орган «для рассмотрения и принятия мер» и с меньшими шансами дойдет по назначению. А такой исход был бы печален, так как мною руководит желание не просто наказать отдельных носителей зла, а искоренить это общественное зло полностью.

При этом я твердо сознаю, что такие органы, как МГБ, МВД, Милиция, Про­куратура, в десятках докладных записок могут дать сотни фактов.

Формы взятки

Взятка сейчас имеет форму денежную и натуральную. Во время войны боль­шое распространение имела натуральная форма.

Последняя вреднее и опаснее. Во-первых, по ценности она в несколько раз пре­восходит денежную, так как рыночная стоимость продуктов или вещей чрезвы­чайно велика. Во-вторых, источником ее является карман государства. Давать та­кую взятку могут только люди, распоряжающиеся материальными ценностями: директора столовых, магазинов, продуктово-товарных баз, интенданты, всевоз­можные «Главснабы» и «Снабы» и т.п.

В последнее время приобрела преимущество денежная форма.

Новое в словообразовании

В разных местностях взятка имеет варьирующие названия. Скажем, в Горьковской области не скажут «дать взятку», а дать «дербанку».

Если, например, хозяйственнику нужно в снабжающей организации выбрать плановые фонды в полном размере и нужного качества, необходимо, говорят, во­оружиться «дербанкой», в противном случае — бери не то, что хочешь, а что дают. Это же слово ходит в Среднем Поволжье. На Северном Кавказе и Нижнем По­волжье есть более миловидное название «отблагодарить». Сначала излагается просьба, а потом добавляется: «Сделайте, Иван Иванович, я вас отблагодарю». Под благодарностью нередко подразумевается 2—3 тысячи рублей. В Москве и окружающих областях, насколько известно, сдвигов в словообразовании нет. Продолжает ходить старое название «подмазать».

Продолжение будет опубликовано в скором времени на портале, следите за новостями! И спасибо за внимание!