Мир переживает фундаментальное структурное переустройство. Глобализация не состоялась, и теперь странам, претендующим на независимость, предстоит создать свои макрорегионы. Перед Российской Федерацией стоит задача возродить все ключевые отрасли и технологии. Способна ли Россия стать самостоятельной валютно-технологической зоной или обречена быть периферией чужого проекта? В какой момент жизнь поменяла вектор, и что этому способствовало? О кризисе капитализма, предпосылках нынешнего конфликта - в интервью нашему изданию рассказал директор Института социальных и этнокультурных исследований, член Наблюдательного Совета Национальной ассоциации корпоративных директоров Николай Григорьев.
Николай Иванович, недавно, выступая в Петербурге, вы говорили о трансформации мироустройства. Как долго назревал это переход от однополярного мира к многополярному?
Вопрос полярности – это вторичный вопрос. Первичный вопрос – это то, что капиталистическая система завершена. Это было понятно ещё в 70-е годы. Хотел бы обратить внимание на доклад Римского клуба «Пределы роста». Его авторы показали, что такое развитие, которое дал промышленный модерн, продолжаться не может. Попутно отмечу проект Ангуса Мэддисона о мировом ВВП. График Мэддисона демонстрирует, что до 17 века ВВП на душу населения не рос. Население тоже практически не росло. Во времена Пушкина на Земле жило около 1 млрд человек. В 60-х годах 20 века население Земли составляло 3 млрд человек, а сейчас – 8 млрд. Вместе с ростом населения, стремительно рос и мировой ВВП на душу населения. Понятно, что распределялось богатство очень неравномерно. Если с 21 века эти цифры во многом порождаются нематериальными активами, то в с 17 по 19 век этот рост обеспечивался абсолютно материальной экономикой и соответствующими затратами ресурсов.
В 70-е годы мировым элитам стало понятно, что дальше такой рост Земля не выдержит. Тогда появилась теория конвергенции - слияние социальной и капиталистической систем с сохранением предпринимательства и конкуренции. Началось сближение, «разрядка напряжённости», и в 1972 году в Хельсинки был подписан акт окончательно (как тогда казалось) закрепляющий итоги II Мировой войны (Хельсинские соглашения).
В это же время другая группа западных элит предложила иной вариант. Этот экономический курс известен как рейганомика. Простыми словами, это обеспечение экономического роста за счёт кредитной накачки конечного потребления. То есть, был отменён золотой паритет доллара и началась активная денежная эмиссия. Эмиссионные возможности стали безграничными, все валюты стали фиатными.
При этом произошла удивительная вещь: деньги печатали, а инфляции не было. А всё потому, что были разработаны интересные механизмы по её экспорту на периферию. Это позволяло эмиссионному центру не впадать в спираль гиперинфляции. Иными словами: мир оплачивал хорошую жизнь США, Западной Европе, Японии и всему кругу, так называемых, развитых стран. За счёт этого они начали быстро обгонять Советский Союз, победив его в холодной войне.
Поскольку инфляция должна была куда-то экспортироваться, и деньги нужно было чем-то обеспечивать, западные элиты запустили процесс глобализации. В мировое разделение труда вбросили огромное количество дешёвой рабочей силы. То есть, если посмотреть, куда они размещали производства и откуда получали дешевую рабочую силу, то увидим, что это весь мир.
Дешёвая рабочая сила снизила себестоимость производства. Производилось огромное количество товара, который позволил эту эмиссию частично обеспечить. Но так играть с экономикой долго нельзя. В 2008 году разразился финальный кризис поскапиталистической системы, который продолжается и сейчас.
Тогда было придумано следующее: кризис был залит деньгами. Суммарно, в несколько траншей, ведущими ЦБ (американским, европейским, японским) в мир было вброшено от 6 до 8 триллионов долларов. Точно никто не знает. Начали нарастать долги, и мы получили колоссальную сумму долга Соединенным Штатам, которую невозможно отдать.
Эти деньги, попав в экономику, были удачно санированы внутри финансового сектора, что породило бурный рост корпоративной капитализации. Но проблема в том, что однажды эта санация протекла в реальный сектор, начал расти индекс промышленной инфляции. Из промышленности инфляция стала протекать на потребительские рынки, то есть стала бить по карману домохозяйства. Стало ясно, что случилась беда. Что теперь делать не знает никто. Вот такова глобальная ситуация в мире.
Что именно запустило процесс переустройства мирового порядка?
За счёт оффшоринга промышленности в Китай и юго-восточную Азию мировой ВВП стал расти. Когда распался СССР, ВВП на душу населения в Китае был в три раза ниже, чем ВВП, скажем, в Украине. Вполне возможно, что к 2030-му году Китай достигнет ВВП в 40 трлн долларов и обойдёт Америку в 1,5 раза. Индия колоссальным образом стала расти. И эти страны задались вопросом, почему мы должны расплачиваться за страны, у которых ВВП снижается и которые постоянно печатают деньги? Все страны покупали американский долг, а за него отдавали кто сырье, товары народного потребления, а потом уже и высокотехнологичные товары. Новые центры силы стали медленно, но верно выходить из зависимости. Самостоятельную суверенную политику начала реализовывать Россия. Происходило это достаточно непоследовательно, но к концу 10-х годов XXI века стало понятно, что пути России и «Запада» расходятся. Всё более активную глобальную политику и экономическую экспансию начал проводить Китай. В частности, он уже не вкладывается в ценные бумаги американского казначейства, как и многие другие страны. На место проекта глобализации пришёл проект нескольких крупных самодостаточных макрорегионов. Элиты нескольких крупных государств решили: хватит нам гегемона содержать, давайте как-то разделим пространства влияния и каждый будет развиваться внутри своего макрорегиона.
Как так получилось, что страна с такими ресурсными возможностями, как Россия, стала зависимой?
После второй мировой войны США стали экономическим и политическим гегемоном, как менее пострадавшая от войны страна, на её территории не было боевых действий. В мировом ВВП Штаты имели 35-40%, у них была самая крупная экономика мира, они имели самый большой золотой запас, и то, что США стали эмитентом мировой резервной валюты, исторически вполне справедливо.
Советский Союз и социалистическая система в целом - были достаточно независимым образованием, можно сказать, готовым макрорегионом. Но так случилось, что СССР проиграл в холодной войне и распался. Россия же – это 2% в мировой экономике. Она может вести самостоятельную политическую линию, но не пыталась этого делать 20 лет.
Но времена меняются, и в 2007 году в известной Мюнхенской речи президент России В.В. Путин фактически обозначил начало поворота России на свой собственный исторический путь развития. До этого страна собиралась интегрироваться в западный проект, вступить в НАТО, но оказалась там не нужна.
Тем не менее, экономика выстраивалась, исходя из вопросов глобализации. Закрывались целые отрасли не потому что люди, которые это делали - предатели, негодяи и шпионы, просто они исходили из того, что мы идём в дружную мировую семью, где всё хорошо. То есть, из веры, а это вера квазирелигиозного типа, что мир стал един, что рынки едины, экономика едина. При сохранении глобализации, действительно, не было никакого резона иметь всё у себя. То есть, заниматься экономической автаркией по производству всех ключевых вещей было глупо и нерентабельно.
Но тут «вдруг» подросли мощные региональные державы, Россия вспомнила, что она великая страна, а не просто бензоколонка для Америки с двумя процентами ВВП в мировой экономике, и глобализация стала распадаться. И сейчас перед всеми странами, которые претендуют на то, чтобы создать свой макрорегион, и стать центром собственной валютно-технологической зоны, встаёт драматическая задача – возродить все ключевые, базовые отрасли и технологии, которые могут обеспечить технологический суверенитет. То есть, вопрос не в том, как нам перебиться годик-другой пока идет СВО, или как нам через параллельный импорт натаскать то, что нужно сейчас. Вопрос стоит в том, что если Россия не сможет обеспечить себе валютно-технологический суверенитет, то мы неизбежно обречены стать периферией чужой валютно-технологической зоны.
С 90-х годов 20 века мы наблюдали буйство западных ценностей, популяризацию их модели экономики. Сейчас, во многом из-за санкций, происходит переориентация на Восток. Не является ли это теми же граблями, что и с Западом? Не придется ли потом сдерживать Восток, у которого ресурс может быть больше?
Запросто! Такой риск есть вне всякого сомнения. Это может быть не Восток, а турецкая валютно-технологическая зона или ещё кто-то, кому хватит смелости, наглости и ресурсов. Посмотрим. Пока очевидны два претендента: США и Китай. И есть Россия, у которой абсолютно недостаточный валютный потенциал и рынок, но есть унаследованное от СССР и улучшенное стратегическое ядерное вооружение и сырьевые ресурсы. А это обязательно для любого государства, которое претендует на то, чтобы стать центром валютно-технологической зоны. Потому что, не имея соответствующего силового стратегического ресурса, и не обеспечивая в своей зоне силовой суверенитет – защиту от других макрорегионов, это сделать нельзя.
Как долго Россия, как кладезь различных ресурсов, сможет продержаться на ресурсном превосходстве? Или нужны новые источники дохода, экономические реформы?
Конечно, не достаточно. Вот, например, у Японии вообще нет никаких полезных ресурсов, и она никогда не сможет стать центром своей валютно-технологической зоны. У нас есть ресурсы, оружие, несколько высоко технологично развитых отраслей. Здесь нельзя не упомянуть госкорпорацию Росатом. Далее, как показала история с ковидом, у нас сохранены компетенции по производству вакцин. Мир ещё не раз встретится с существенно более тяжёлыми заболеваниями. Создать вакцину быстро могут меньше пяти стран в мире. Мы в их числе. Неплохая ситуация в фундаментальных науках. В принципе, по этим позициям Россия может конкурировать.
Но есть серьёзная проблема: нам не хватает рынков. Производство становится рентабельным, когда создаётся достаточно большое количество товара. Поэтому сейчас нам самым серьёзным образом стоит смотреть на расширение торговых связей. Например, Вьетнам или Индонезия, которая до 30-го года войдет в 10-ку крупнейших экономик мира. Эти страны, не очень хотят в китайскую зону по деликатным причинам, к тому же там большие исторические проблемы. А с Россией может получиться комфортное взаимодействие. Россия никогда не стремилась ассимилировать и унифицировать всех под себя, в отличие от Китая. В этом смысле русский народ склонен к тому, чтоб сосуществовать с другими культурами.
Поскольку ракеты есть, наука прибита, но не убита, сейчас самый больной вопрос - дефицит рынков. Для того, чтобы их иметь, нужно сформулировать предложение для потенциальных участников российского макрорегиона. Во-первых, образ общего будущего, который должен базироваться на отказе от принципов неоколониализма и от унификации национальных культур под западные ценности. Во-вторых, мы должны предложить потенциальным партнёрам честные обмены, которые не будут строиться на том, что ваша валютно-технологическая зона будет осуществлять эмиссию и экспортировать на периферию инфляцию.
Почему, имея такую сырьевую базу, РФ не имеет автономное производство? Нужно ли стремиться к абсолютной автономии?
По ключевым позициям – обязательно! Если мы не можем выращивать, скажем, ананасы, то не беда, мы можем без этого прожить. А вот без подшипников, без станкостроения мы прожить не можем. У нас существенным образом разрушено то, что в СССР называлось группой «А» – производство средств производства. Катастрофическая ситуация, которой надо заниматься незамедлительно. Как заниматься – пример у нас перед глазами. Это Китай. Сначала надо просто воровать технологии, а не соблюдать юридическую «девственность». У нас есть враги, которые хотят нас уничтожить. А мы в это время про патенты говорим. Нужно воровать и копировать – это всегда стандартное начало. В это время нужно готовить собственные кадры, инженерный корпус у нас сильно потерян. Пока ещё остались люди 60-70 лет, которые могут передать свой опыт молодым специалистам, но есть ещё одна проблема – заинтересовать молодёжь пойти в науку. Это значит, что общество должно пересмотреть свои сформировавшиеся за 30 лет понятия, когда блогеры и «поющие трусы» зарабатывают миллионы, а парнишка или девчонка с естественно-научным образованием, живут на 30 тысяч и оттого нередко уезжают работать в западные страны.
Естественно-научные специальности должны стать престижными. Но это не случится само собой и это необходимо сделать очень быстро. Поэтому приходится говорить о мобилизационных сценариях, от которых все до сих пор открещивались. Я говорю не о мобилизации вооружённых сил. Нужна мобилизация экономических усилий.
Достижим ли технологический суверенитет?
Если понимать правильно, то вполне. Суверенитет – это не полный отказ от чего бы то ни было чужого. Есть мировое разделение труда, есть региональное, и это залог высокой производительности труда, так как чем глубже разделение труда, тем больше возможности. Мы должны предложить справедливое сосуществование с сохранением исторических, традиционных, самобытных форматов проживания, культуры. То есть, вы не учите нас жить, а мы не будем учить вас.
Экономика, привязанная к калибру. Что вы имели в виду, говоря о ситуации в стране сегодня?
Имеются серьёзные, драматические вызовы. Мы должны противостоять конкретной агрессии, потому что я настаиваю, что это агрессия против России. Кто какую границу перешёл – это детский подход. Агрессия началась тогда, когда НАТО начало расширяться, когда в Польше стали устанавливать противоракетные установки. В современном мире агрессия – это не когда солдатик перешёл границу, а это когда вас лишают возможности обороняться. И вот они это делают. Когда подлёт ракеты 5 минут, никакие ПВО не сработают. Есть такие конкретные вызовы, но есть и стратегические. Если мы сейчас не покажем свою способность защищать свой макрорегион, к нам никто не присоединится. К слабым не присоединяются, даже если они правы - так устроены международные отношения. Повторюсь, мы должны предложить антиколониализм, эквивалентные обмены, культурное разнообразие, а также БЕЗОПАСНОСТЬ.
Россия в состоянии это сделать, учитывая нынешнюю ситуацию?
К такому конфликту не готовился вообще никто. Если посмотреть рассуждения военных теоретиков 20-летней давности, то увидите, что все готовились к следующему: либо к экспедиционному корпусу профессиональных военных где-то на периферии, либо к ядерному Армагеддону. Все страны сокращали вооружение. К примеру, во времена Тэтчер в Великобритании было 5 тысяч танков, а сегодня всего две сотни. И вдруг у нас возник неядерный конфликт высокой интенсивности с большой армией и артиллерией. Мы видим огромные потери, нехватку снарядов, формы, аптечек и всего остального. Это страшно, трагично и абсолютно неожиданно для всех. Я никого не могу в этом обвинять. Единственное, что я позволяю себе критиковать – это то, что мы слишком медленно адаптируемся к этим новостям.
Путь, по которому сейчас идёт страна, можно назвать дорогой к сильному государству?
Да. Но если мы не построим свой макрорегион, никакой независимости не будет. Страна с населением 140 миллионов и 2% в мировой экономике сохранить независимость в будущем не сможет. Поэтому вопрос строительства валютно-технической зоны и макрорегиона является для России вопросом жизни и смерти. Сможем или нет – я не знаю. Игра серьёзная идёт. Игроков несколько, и каждый стремится отжать своё. Я верю, что сможем. Я готов ради этого работать, и всех призываю это делать, но задача сложная и без гарантий.
Каков Ваш прогноз для бизнеса на ближайшие годы?
Бизнес в том виде, в котором он существовал последние 30 лет, когда деньги через эмиссию заливались наверх, а потом по пирамиде спускались вниз, весь умрёт. Сейчас бизнесу нужно искать новые ценности, продавать, то, что будет полезным в новой экономике. Желательно понять, что будет максимально дефицитным. Как таковой бизнес не исчезнет, ведь он не последствие централизации или децентрализации экономики. Бизнес - это последствие разделения труда, которое было и до капитализма, и при феодализме и тд. Разделение труда будет углубляться. С макроэкономической точки зрения сказать, что все имеющиеся предприятия будут процветать, я не могу. Бизнесмен должен понимать современные тренды, развитие международных связей. Тем, кто занимается импортом/экспортом, придётся смотреть шире, обратить внимание на страны, которые не вошли в список недружественных. То же самое касается и внутренних вопросов, наших поставщиков. У нас много чего интересного и полезного имеется.
В общем, придётся вспотеть, тут без иллюзий, потому что за 30 лет у нас, мягко говоря, много чего потеряно. Нам придётся за это заплатить достаточно жёстко. Жизнь всегда берёт плату за ошибки в социальной деятельности, политической, экономической и иной. И мы за это заплатим.
Александра Корнева