
Журнал "Конкуренция и рынок" № 5 (78) 2016 I Федор Кудеяр
Вызовы последних лет, с которыми столкнулось Правительство России, заставляют задуматься высших чиновников о необходимости выбора пути продуктивного развития. А выбор невелик: либо оставаться сырьевым придатком Западной Европы и Китая, либо, следуя рекомендациям Д.И. Менделеева, развивать собственную передельную промышленность. Сейчас доля России в мировой торговле невелика – не более 2–3 %, что явно не соответствует запасам природных ресурсов и талантливости народа. Для того чтобы талант народа стал превращаться в интеллектуальный капитал, кое-что потребуется от властной бюрократии и патриотичных национальных деловых кругов.
Диагностируем проблему
Споры русской элиты середины XIX в. на тему «Оставаться Российской империи страной земледельческой или все же превратиться в деятельную державу» прекратил деятельный император Александр III. Именно этот выдающийся правитель сумел оценить мудрость Д.И. Менделеева о целесообразности развития производительных сил в России, и в первую очередь за счет поддержки национальной культуры, передельной промышленности, строительства железных дорог, мореходства и науки. Благодаря стараниям Александра III Россия не распыляла силы на ненужные зарубежные войны, а сосредоточилась на внутреннем благоустройстве империи. Как показывают 13 лет правления императора Александра III, тогда интеллектуальный капитал России обладал амбициями, что неизбежно и было продемонстрировано Российской империей.
Стоявший во главе державы национальный патриот Александр III явно не устраивал конкурентов России, которые не могли не отметить ее возросший суверенитет. Не потому ли на 50-м году жизни национальный лидер неожиданно заболел и скончался 20 октября 1894 г. в Ливадии в Крыму? Эта загадочная смерть Александра III напоминает неожиданную кончину М.Д. Скобелева, произошедшую в 1882 г. Явно есть силы, отслеживающие становление интеллектуального капитала в России и вознамерившиеся им управлять. Нам, живущим в XXI в., также нелишне планомерно отслеживать рост национального интеллектуального капитала, анализировать факторы, влияющие на него как позитивно, так и негативно. Негоже нам, русским, в сфере анализа российской жизни отставать от наших иностранных конкурентов, бьющих по самым болезненным местам.
Одними из наиболее модных иностранных слов, которые освоили даже местечковые бюрократы, стали «инновации» и «инновационная экономика». Эти слова они произносят без остановки, к месту и не к месту, но, как и от произнесения слова «халва», слаще, то есть продуктивнее, национальная экономика не становится. Все осознают, что Россия заведена бюрократией в зону кризисов: от нравственного кризиса до кризиса в коммерциализации результатов НИОКР.
Констатация кризисов в России осуществляется уже давно. Раньше такое состояние брожения умов называлось по-русски образно – смута. Если еще в XIX в. о важности налаживания продуктивности взаимоотношений людей говорили лишь наиболее мудрые лидеры, то в XX в. истину «Умение контактировать с людьми – это все и вся», высказанную знаменитым менеджером Ли Якоккой, следует помнить всегда.
Резонно задать вопрос: умела ли в XX в. российская бюрократия продуктивно взаимодействовать с деловыми людьми? Если рассматривать как некоторый рубеж 1917 год, то во взаимоотношениях бюрократии и предпринимателей прослеживается несколько тенденций.
Во-первых, бюрократия несильно зажимала частную инициативу, не выступала против частной собственности и не препятствовала благотворительности деловых людей. Это происходило отчасти, а может быть, и в первую очередь потому, что чиновники и деловые люди были верующими и придерживались христианских заповедей. Такой альянс бюрократии и предпринимателей, по мнению П.А. Столыпина, к 1930 г. имел все основания выдвинуть Российскую империю в мировые лидеры.
Чем был обусловлен такой рост интеллектуального капитала в России? С одной стороны, заботой общества о просвещении народа, с другой – установлением свободы творчества. Во-вторых, обострялся конфликт между хиреющим дворянством и деловыми людьми, выковывающими характер в жесточайшей конкуренции с иностранцами. Слабый с позиции искусства менеджмента Николай II цеплялся за дворянство и не осознавал, что деловые люди России стали силой, которую уже неосмотрительно игнорировать. Николай II не смог наладить диалог с деловым сообществом России, что неминуемо вело к смуте.
В-третьих, столичная бюрократия, интернациональная по своей сути, получающая значительные откаты от пронырливых финансистов и аферистов, после убийства П.А. Столыпина окончательно обнаглела и использовала смуту и либеральную Госдуму как фактор давления на императора Николая II.
Интересы бюрократии и деловых кругов Петербурга явно отличались от устремлений деловых людей Москвы. Этот конфликт внешние силы на 100 % использовали для свержения Николая II и разрушения Российской империи.
В октябре 1917 г. власть в России захватили явно непатриотичная бюрократия и кровожадные интернациональные боевики, имеющие цель превратить Россию в плацдарм для экспансии «пролетарской» революции в другие страны. Судьба России и ее народов ленинцев не интересовала. Какой же деловой климат большевигенция установила в захваченной ими России?
Во-первых, установила контроль бюрократии над экономикой, национализировала предприятия и методично физически уничтожала всех «буржуев», которые не признали безоговорочно советскую власть.
Во-вторых, насадили жестокий бюрократический контроль над системой образования и тем самым ограничили свободу мысли и творчества.
В-третьих, закрыли и ограбили интеллектуальные центры развития производительных сил в России: Императорское Вольное Экономическое общество, Императорское Русское Техническое общество, Леденцовское общество, а также множество других обществ поощрения художеств, науки, образования и изобретательства.
В-четвертых, запрет на частные средства производства и объявление предпринимательства уголовным преступлением сузили сферу для изобретательства.
В-пятых, бюрократия вселяла в народ страх за проявление инициативы, не одобренной предварительно в кабинетах инструкторов руководящей всем и вся партии.
В-шестых, уничтожение национальных изобретателей, инженеров и предпринимателей потребовало от советской бюрократии, желающей закрепиться в кабинетах, приглашения в СССР иностранных специалистов и поощрения импорта техники и технологий. Знаменитое «Паровозное дело», инициированное В. Ульяновым, красноречиво свидетельствует, какой диалог большевигенция умеет вести с остатками изобретателей и инженеров, некогда динамично развивающих промышленность Российской империи.
В-седьмых, несмотря на громадное количество людей с высшим образованием в СССР, большевигенция не смогла не только обеспечить продовольственную безопасность народа, но и создать условия для коммерциализации результатов НИОКР.
Устаревающие советские предприятия за редким исключением не воспринимали инновации и становились аутсайдерами на мировых рынках. Исчерпание резервов и доверия ИТР привело к краху бюрократического стиля управления промышленностью в СССР. В этом демонтаже также были заинтересованы и иностранные конкуренты СССР.
Ухудшение экономической ситуации в СССР обострило конкуренцию в высших эшелонах бюрократии. Это было закономерно. А власть, не опирающаяся на людей дела, как правило, непрочна.
XX век продемонстрировал, на что способно национально-патриотичное деловое сообщество, нацеленное на завоевание мирового рынка. Сначала Япония, затем знаменитые азиатские тигры (Сингапур, Южная Корея, Тайвань), а к концу века и проснувшийся Китай устойчиво демонстрировали успех продуктивности национального диалога властей и деловых людей.
С явным опозданием и в России осознали роль предпринимателей в создании конкурентоспособной промышленности. Да, осознали и даже учредили день российского предпринимательства в конце мая, а Россия все еще экспортирует в большей степени сырье, а не готовые изделия. Утечка мозгов из России (около 200 тыс. человек в год) свидетельствует о кризисе в национальной системе подготовки кадров высшей квалификации. Национальный интеллектуальный потенциал в России по понятным причинам не превращается в интеллектуальный капитал.
Осмелевшие деловые круги уже открыто говорят Президенту РФ, что готовы взять под свой контроль 100 ведущих технических вузов страны, так как понимают, что будущее их предприятий закладывается в системе образования. То, что сейчас стало понятно русским промышленникам, давно обнаружили ученые, занимающиеся сравнением стилей менеджмента в СССР и России с практикой управления промышленными компаниями за рубежом. К примеру, в 2004 г. в «Вестнике» Санкт-Петербургского университета (серия 8, вып. 1, менеджмент) А.К. Казанцев и И.А. Никитина в статье «Национальная система подготовки научных кадров высшей квалификации: состояние и проблемы развития» проанализировали состояние профессионального образования в России на конец XX в. и сделали однозначные выводы:
«- Снижается численность персонала, занятого в исследованиях и разработках (количество работающих в 1999 г. составляло всего 56 % от работавших в 1994 г.);
- снижается научно-технический и кадровый потенциал вузов;
- отсутствует восполнение научных и научно-педагогических кадров высшей школы за счет подготовленных молодых ученых, предпочитающих более высокооплачиваемые сферы деятельности или сферу науки за рубежом.
- частный сектор науки в России практически не развит, а государственный сектор низкооплачиваемый».
Анализ приведенной краткой статистики неизбежно приводит к вопросу об оценке эффективности функционирования национальной системы подготовки научных кадров высшей квалификации в стране».
Судьба русских ученых в России до 1917 г. и после была принципиально различной. В имперский период талантливого ученого мог заметить преуспевающий фабрикант и пригласить его на свое предприятие. Характерным примером такого содружества была деятельность промышленника В. Кокорева с Д. Менделеевым по повышению продуктивности русских нефтеперерабатывающих заводов. Русские научные и инженерные таланты, собираемые в отделениях ИРТО и ИВЭО по всей стране в свободном общении с энтузиастами-предпринимателями, не могли представить, что в конце 1917 г. в стране установится «интеллектуальная инквизиция» и правильным будет признано лишь то, что согласуется с марксизмом и линией партии коммунистов.
Русским ученым до 1917 г. трудно было даже представить повторение судеб, устроенной советской большевигенцией для ученых мирового уровня, подобных Н. Вавилову, Н. Тимофееву-Ресовскому, А. Чижевскому. Да, власти могли выгнать из вуза и лишить студентов возможности излагать свои научные взгляды, но была возможность уехать за границу и там попытаться реализовать свой научный потенциал. Советская «научная инквизиция» такой вольности не допускала.
Исследователи А. Казанцев и И. Никитина в своей статье делают однозначный вывод: «…В России продукт интеллектуального научного труда не находит должной реализации. Расчеты показывают семикратное снижение социально-экономической эффективности за счет высшего и послевузовского образования за последнее десятилетие XX в.».
Способность воспринимать инновации – это важнейший фактор, определяющий конкурентоспособность предприятия. Чуть-чуть предприятие начнет «мямлить» по поводу инноваций – и все, оно раздавлено промчавшимися конкурентами. И что толку после этого искать сочувствия у общественности? Разве часто вы видели, как поверженному подают руку, а не продолжают оплевывать? Тогда пересмотрите финал мультфильма «Золотая антилопа» по Р. Киплингу, и вам станет понятно, как делается большая политика.
Маловероятно, что кто-то из-за рубежа приедет к нам бесплатно налаживать процесс коммерциализации результатов НИОКР. Мы можем только подсматривать, как это делается в лучших университетах, технопарках или инжиниринговых компаниях. Затем следует понять, что мешает продвижению инноваций у нас в России. И уж только потом, зная цель и особенности национальной ментальности, следует приступить к созданию национальной системы внедрения инноваций.
Продолжение следует.
Полностью статью читайте в в журнале "Конкуренция и рынок" № 5 (78) 2016
- Войдите, чтобы оставлять комментарии